Сто лет назад в российскую литературу вошёл человек, которому было суждено стать одним из самых значительных её представителей в XX веке – причём не только у себя на родине, но и во всём остальном умеющем читать мире.
Двадцать шестого ноября 1919 года в газете "Грозный", издававшейся в городе, носящем то же название, было помещено эссе (по принятому в те времена в издательском мире определению – фельетон) под названием "Грядущие перспективы".
Автор фельетона, подписавшийся криптонимом М.Б., впервые увидел своё сочинение не в виде рукописного текста на листе писчей бумаги, а в виде оттиска типографского набора на газетной полосе. Автору было двадцать восемь лет. Он служил военным врачом в частях Вооружённых сил Юга России, куда прибыл двумя месяцами ранее из родного Киева, мечтал бросить опостылевшую за последние три года медицину и стать писателем. Его звали Михаил Булгаков....
Основными причинами, приведшими Россию на грань гибели, Булгаков называл трагические события последних двух лет: "безумство мартовских дней", "безумство дней октябрьских", "развращение рабочих", "безумное пользование станком для печатания денег", появление на Украине "самостийных изменников" и Брест – то есть сепаратный мирный договор между Совдепией и Германией, подписанный узурпаторами и оккупантами в марте 1918 года в Брест-Литовске.
В этом перечне обращает на себя внимание, прежде всего то, что автор "Грядущих перспектив" не делал различий между Февральской революцией 1917 года и последовавшим вслед за ней Октябрьским переворотом. Для него это – явления одного порядка. Весь последовавший кошмар – от печатания при Временном правительстве ничем не обеспеченных денег до заключения большевиками похабного Брестского мира с немцами и появления в Малороссии (то есть на Украине) "самостийной сволоты", возникшей из ниоткуда и сразу же начавшей растаскивать Россию на части, – для Булгакова есть прямое следствие крушения империи. Для него, монархиста по убеждениям, да ещё и провинциального интеллигента, заражённого бытовым антисемитизмом, что Гучковы с Милюковыми и Керенскими, что Ульяновы с Бронштейнами и Апфельбаумами, что Петлюра (по-булгаковски – "Пэтурра") с Винниченкой и какими-нибудь Тютюнниками и Змиевыми, что батька Махно – всё одно: враги. Смертельные враги. Поскольку Россия должна быть, во-первых, великая, во-вторых, единая, и в-третьих – неделимая. Он так считал, потому что его так воспитали.
Временщиков, краснобаев и демагогов, Михаил Булгаков презирал. Большевиков, узурпаторов и палачей, – ненавидел. Петлюровских самостийников же – равно и ненавидел и презирал. Доказательств это утверждение не требует – доказательством его является роман "Белая гвардия", из которого это явствует со всей очевидностью. Впрочем, это уже совсем другая история, не имеющая к дебюту Михаила Булгакова в качестве политического публициста прямого отношения.
* * *
Большая часть "Грядущих перспектив" представляет собой страстный призыв к борьбе с большевистской чумой – призыв, более похожий на набор заклинаний, чем на установку, исходящую из констатации реальной действительности. Действительность же эта была известна военврачу Булгакову не хуже, чем кому-либо ещё из военнослужащих Вооружённых сил Юга России. И была она вовсе не такой радужной, как о том можно было вычитать в строках его фельетона. Булгаков утверждал....
Невозможно с уверенностью ответить на вопрос – а верил ли Михаил Булгаков сам в то, про что он писал? Дата публикации эссе – 26 ноября 1919 года – свидетельствует о том, что "Грядущие перспективы" появились в момент, когда никаких иллюзий касательно победы над большевиками у белых уже не было. Именно в эти дни началась гибель самого Белого движения на Юге России – с катастрофического разгрома основных частей ВСЮР под Воронежем и Касторной, превратившегося вскоре в повальное бегство к Харькову и дальше – к Ростову-на-Дону и Екатеринодару. Тогда же на деникинцев обрушилась ещё одна напасть – страшная эпидемия сыпного тифа, выкосившая белые ряды почище красной шрапнели. "Ну, всё – капут! Сожрала Белую армию белая вошь", – писал, констатируя кошмарную реальность конца 1919-го, белогвардейский публицист А. Ветлугин (он же Д. Денисов, он же В. Рындзюн[2]), – тот самый Ветлугин, чьим стилем так восхищался начинающий беллетрист Михаил Булгаков и на чьих книгах, уже живя в Москве, учился писать сам. Но это – тоже совсем другая история.....

И последнее.
Если экстраполировать описанные в булгаковском эссе реалии – оттуда, из трагической российской действительности столетней давности, – сюда, в реальность нынешнюю, не менее трагическую, и заменить в тексте несколько слов ("великую социальную революцию" – на "гэбистско-воровской режим") и фамилию Троцкий – на Сечин, – кажется, что оно написано сегодня. Не хватает только упоминаемых белогвардейским военврачом Булгаковым героев-добровольцев, готовых рвать из лап упырей родную землю – пядь за пядью, не считаясь с необходимостью принести свои жизни на алтарь победы. Однако из этого не следует, что таких людей в нынешней России вовсе не существует. Они в ней есть. Хотя в данный момент их ещё не видно. Но они обязательно выйдут на поверхность. В самом недалёком будущем.