Юмор в советских лагерях для политических узников.
https://lb.ua/society/2018/02/19/390490_veselenkom.html
Толя Альтман, бывший одессит, сидевший по шумному тогда «самолетному делу», был нашим главным анекдотным сказителем. Он казался нам неистощимым. Из него, как из сказочного рога изобилия, сыпались сотни сочных, остроумных анекдотов. Политические, сугубо бытовые, ярко сексуальные, они всегда были тонкими, остроумными, запоминающимися. Хорошо помню, что из серии анекдотов на тему «Армянского радио» Толя сумел рассказать нам 124, и где-то 40 или 50 из популярной тогда в СССР серии о чукчах. Лагерные надзиратели настороженно реагировали на внезапные взрывы хохота, а старые стукачи с резко ограниченным интеллектом, в основном из ставших на путь исправления нацистских полицаев, бочком подбирались поближе к нашему кружку, но явно не могли понять суть рассказываемого Толей.
Однажды кто-то из нас поймал Толю на повторении. Затем – еще раз. И вслух укоризненно заметил: «Толя, ты истощаешься, мы эту историю уже слышали. Думаю, тебе пора идти на свободу. А потом вернешься к нам со свежими анекдотами». К тому времени Толя уже отсидел пять лет, немудрено было истощиться.
Матерый антисоветчик и рьяный украинский буржуазный националист Иван Алексеевич Свитлычный иронизировал над надзирающими офицерами и прапорщиками МВД. Получив очередное рабочее задание, он неизменно отвечал так: «Понимаю, гражданин начальник. Все сделаю. Служу Советскому Союзу!». Начальники в такой ситуации терялись и быстро уходили.
Иногда Иван Алексеевич варьировал свои реплики перед лицом начальства. В удобных для этого ситуациях он вежливо отвечал: «Вы не правы, гражданин начальник. Я твердо стою на пути исправления, но я все еще не пошел по нему вперед!».
Мудрый, тонкий учитель из молдавского города Бендеры, протестовавший против вторжения советских войск в Чехословакию в 1968 году, всеми нами глубоко уважаемый Иосиф Мешенер часто отвечал на замечания надзирающих за нами офицеров так: «А ведь правда, гражданин начальник, слава Богу, что мы с вами не в Америке живем? Ведь правда же, скажите?» После такой необычной и странной мысли, высказанной закоренелым антисоветчиком, гражданин начальник быстро и молча ретировался. Трудно им, бедным, было с нами. Бить, в ответ на иронию нельзя. Поскольку товарищ Брежнев страстно хотел дружить с Западом и всеми своими силами соблюдал в стране режим политической разрядки, как мог, как хотел смочь…
Жора Гладко, бывший ростовский хулиган, пытавшийся бежать из страны всеобщего благополучия, в лагере полностью влившийся в нашу антисоветскую среду, любил посмеиваться над дежурным офицером по фамилии Рак. Толстенький капитан, не скрывавший свое происхождение из житомирской деревни, явно наслаждался нашим бесправием. Делая замечание очередной своей жертве, он обнажал в сладкой золотозубой улыбке свое естество профессионального карателя. И Жора, понимая все паскудство этого явно закомплексованного человечка, говорил ему громко, чтобы все мы слышали: « Эх, капитан, вы хоть и Рак, но никогда вам не быть майором!». Капитан немедленно гасил свою сладкую золотозубую улыбку и стервенел лицом. Выписывая рапорт о нарушении осужденным Гладко правил внутреннего распорядка. Т.е. погружение на 10 или 15 суток в штрафной изолятор.
Однажды в теплый летний вечер мы небольшой группой стояли у крыльца нашего барака. О чем-то говорили, чему-то смеялись. Не замышляя государственный переворот или диверсию. Внезапно к нам подошел молоденький чекист, лейтенант из курировавшего нас Скальнинского отдела КГБ. И, обращаясь ко мне одному, сказал: «Не понимаю вас, Глузман. Вы ведь демократ (это определение такое было в терминологическом словаре у КГБ), а общаетесь с националистами. С разными, украинскими, армянскими, литовскими, эстонскими». Рядом, слушая речь этого недоразвитого офицерика, стояли мои друзья, о которых он и говорил. Я ответил ему немедленно, с улыбкой: « Ну как же вы не понимаете, гражданин начальник, я же антисоветчик широкого профиля!» Офицерик, как ошпаренный, быстрым шагом ушел за ворота зоны. Мои друзья обнимали меня, они торжествовали. А в КГБ мне эту реплику вспоминали до конца моего срока.
Нас, группу зэка, объявивших голодовку протеста, сажали в помещение камерного типа. На срок от четырех до шести месяцев. Иван Свитлычный взял с собой рукописи и несколько книг. Надеялся в камере продолжить свою литературную работу. Принимал нас на вахте капитан Пацков. Совсем не типичный офицер МВД с ясным интеллигентным лицом и легкими садистическими наклонностями. Тщательно перелистывая книги и рукописи Ивана Алексеевича в поисках антисоветчины, он неожиданно процитировал «Горе от ума» Грибоедова: «Собрать бы книги все да сжечь!». Иван Алексеевич сразу же ответил: «Согласен, гражданин начальник, но давайте начнем с книг Ленина и Брежнева!»
Старик (так мы называли двадцатипятилетников) Йонас Матузявичус шутил однообразно, но всегда психотерапевтически верно. Увидев, что мы, «молодые» чем-то расстроены, подходил к нам, брал кого-нибудь за плечо и убежденно произносил: «Да не переживайте вы так. Все изменится. Поверьте, с 1 августа все будет хорошо!» И мы успокаивались. Продолжая давно известную нам игру с уважаемым старым литовским зэка. «Йонас, а в каком году это хорошее наступит?» Как и всегда ранее, Йонас грустно отвечал: «Этого я не знаю».
Лишь однажды я слышал, как Йонас сорвался на крик. Обычный зэковский обед, борщ из прогнивших овощей, перловая или овсяная каша с разваренными мучными червями. Молча едим. Спокойно, привычно. Внезапно, отбрасывая от себя алюминиевую миску, громко кричит Йонас: «Я больше не могу это есть! Я двадцать лет это ем!». Мы молчим. Молчат и надзиратели. Йонас резко поднимается и уходит из столовой. Ему оставалось поглощать это варево совсем недолго, всего лишь пять лет.
Что ж, жили как жили. Иногда – весело.
Комментариев нет:
Отправить комментарий