Те, кто во время Французской революции называли себя якобинцами, изначально (в большинстве своем) были честными людьми, жаждавшими принести свободу своему отечеству. Они мечтали о прекрасных преобразованиях и с восхищением читали Руссо.

Великий мечтатель Жан-Жак, над чьими книгами проливали слезы несколько поколений читателей, писатель, научивший людей ценить простые чувства и наслаждаться природой и убедивший всех, что любовь не должна знать сословных преград. Сам он, правда, очень любил общение с представительницами высшего общества.

Педагог, открывший новую эру в отношении к ребенку, убедивший всех, что дети — не недоделанные взрослые, а живые существа, заслуживающие уважительного отношения. Своих детей он, правда, сдал в приют, считая, что там им будет лучше и что они не будут мешать его работе.

Создатель "Общественного договора", книги, над которой рыдал Максимилиан Робеспьер, глава якобинцев. Пушкин не случайно назвал его "сентиментальным тигром". Робеспьер был потрясен открывшейся перед ним благодаря Руссо картине мира свободы и равенства, где сувереном, обладающим высшей властью, будет не монарх, а народ.

Впрочем, зачитываясь "Общественным договором", Робеспьер, адвокат из провинциального Арраса, заметил, что с точки зрения Руссо каждый гражданин по отдельности в справедливом мире не будет нуждаться в гарантиях своих прав, потому что народ-суверен не может повредить тем, кто входит в его состав. И, с точки зрения Руссо, все должны осознать, что целое важнее частей, а значит, если ради блага нации и отечества кому-то надо будет умереть, то так тому и быть.

Так якобинцы и действовали. Провозглашали добродетель, любезную Руссо, облачились в темные одежды (Робеспьер, правда, любил ходить в желтых панталонах и голубом фраке), стали обращаться друг к другу на "ты" и "гражданин", воспевали строгий образ жизни.

Робеспьер, чье прозвище было "Неподкупный", действительно не думал о материальных приобретениях. О его соратниках так сказать можно далеко не всегда. Закрытие в Париже во времена якобинской власти всех мест роскошных увеселений привело к тому, что игра в карты, общение с женщинами легкого поведения, пиршества и танцы перешли в подполье — и многие якобинцы с увлечением посещали нелегальные притоны.

А еще они хорошо знали, что ради спасения отечества, которое все время оказывалось в опасности, можно пожертвовать множеством жизней — короля и королевы, аристократов и священников, политических противников и своих же собратьев по якобинскому клубу.

Весной 1794 года или II года Республики по революционному календарю Робеспьер и его последователи достигли всего, чего хотели — провозглашена республика, король отправлен на гильотину, жирондисты — главные конкуренты — изгнаны из Конвента, а их вожди казнены, те якобинцы, которые выступали за атеизм и не признавали придуманного Робеспьером культа Верховного существа, объявлены излишне аристократичными и казнены. Кстати, они контролировали парижских санкюлотов и могли выводить их на улицы — было необходимо от них отделаться.

Затем на гильотину отправились "снисходительные" во главе с Дантоном и Демуленом, и еще множество ни в чем неповинных людей. Были приняты законы, по которым можно было казнить практически любого человека.

И вот тут что-то пошло не так. Робеспьер был на вершине власти, но вершина оказалась неустойчивой. Конвент трепетал перед ним, но депутаты понимали, что следующей жертвой может стать каждый. Самоотверженные фанатики были казнены, и вокруг Робеспьера за несколькими исключениями оказались циничные ворюги. А такие люди обычно хотят жить спокойно.

9 термидора — 27 июля — Робеспьеру не дали произнести речь в Конвенте. Он сам и его последователи были арестованы, потом освобождены сторонниками, потом опять схвачены и 10 термидора — 28 июля отправлены на гильотину. Историки любят цитировать последние слова Робеспьера: "Революция закончена, настало царство разбойников". Но если вдуматься, сам-то он кем был?

Тамара Эйдельман